sensey
Вождь
Что Байконур космическая гавань планеты и передовой рубеж отечественной науки, знают все. Космодром представлял собой штаб в городе и разбросанные стартовые площадки на отдалении в степи. По секретному приказу члена Совнаркома Буденного, воинская часть, расположенная на удалении от штаба более 33 километров и 333 метров, обязана иметь в штатном расписании трех лошадей. Посетившая полк Конная инспекция Министерства обороны измерила расстояние и вынесла неутешительный вердикт – «Парнокопытным в полку быть!». Для чего нужны пугливые животные в космических войсках? На случай ядерной войны. Один конь был командирский, второй замполита и третий … просто третьим.
Каким образом рядовых определяли в конюхи, я не знаю. У нас было два бойца – Конюка и Копытко, когда определили им третьего, удмурта - Овсянкина. Два года ребята служили на полковом скотном дворе рядом со свиньями и военным огородом. У всех свиней были отрезаны и съедены уши и хвосты.
Старички объясняли суть службы молодому бойцу Овсянкину прикалываясь,
- Овсяныч, мы съели все свинячие уши и хвосты, теперь питаемся только конячими хуечностями.
- Дык …мля, хуи ж у коней на месте…- входил в курс дела новобранец Овсянкин.
- Отрезанный писюн боевого коня отрастает за неделю и на два сантиметра больше чем был. Читай «Наставление боевого коневодства для духов». Перед отрезанием необходимо языком ласкать яйца коня не менее трех часов. Жарить блюдо с лучком, завернув кольцами. – Учили старики.
Томный армейский вечер обещал стать скучным. Старослужащие доверили Овсянкину сготовить ужин из члена командирского гнедого. Сами ржут, портянками давятся, а доверчивый солдатик третий час полирует коню яйца. Конская колбаса быстро росла и вскоре приобрела внешность молодого Удава. Неожиданно эротическая улыбка конской морды исказилась удивлением. Шутники упустили момент, Овсянкин отсек свисавший орган доверчивого рысака. Отбросив тесак в сторону, Овсянкин сразу принялся за жарку. На сковороде увесистое блюдо быстро превратилось в мелкую сморщенную сосиску, но было съедено.
В полку назрел большой скандал. В таких делах одних пиздюлей было недостаточно. Хуеедство могло принять массовый характер.
Я в то время выполнял обязанности дознавателя части. На солдатика быстро возбудили уголовное дело. Я собрал материалы дела и, сдав в военную прокурату, убыл в очередной отпуск на сорок пять суток.
Через полтора месяца я появился в полку. Над рядовым Овсянкиным состоялся суд. Приговор – пять лет лишения свободы и строгий режим. «Ну нихуя себе дела!» - была моя первая мысль, как и все последующие. За писюн старого вонючего коня парнишку упекли на пятилетку… Судьбу сломали, суки, ни за что. Какая лютая жестокость!
Я стал разбираться в записях и вскоре выяснил, что в деле «как солдат съел член коня командира» исчезло слово «конь» и изменилась суть преступления. В прокуратуре завершили дело так, как будто солдат отрезал и съел член командира. Ошибку допустил я сам, а дальше пошло-поехало.
Сам заварил бульон, сам должен и расхлебывать, решил я. Борьба за справедливость требовала полной отдачи времени и сил. На собраниях, на улицах, в кафе - везде, я преследовал полковника круглыми сутками и громко кричал - «Покажи народу хуй!». Год я ошивался под окнами полковника с плакатами – «Ты дрочешь - он страдает!», «Его счастье в твоих трусах!» и т.д.
Через год меня уволили из вооруженных сил по причине полной утери психического здоровья. Вот тут уже врачи ошиблись. На улицах меня признавали как городского сумасшедшего. Никто меня не слушал и все избегали. Из офицерского общежития пересилили в юрту на окраине города. Не восстановив справедливость, я покинул Байконур навсегда.
Спустя десять лет я встретил полкового товарища. Пригласил его в солидный ресторан. Заказали графин «Столичной», салат с травой, вареных раков. Сидим, вспоминаем службу. Никого и ничего не забыли. Как плавали в противогазе - нормативы сдавали, как сусликов спиртом поили, как Буран от зажигалки на орбиту запускали и многое другое. Дошла очередь до несчастного сидельца.
- Бедный солдатик, до сих пор вспоминаю каждый день. Десять лет каждую ночь снится бедолага. Какая ж паскуда наш командир полковник Хачко. Не-на-ви-жу гада. - Сказал я, смачно сплюнув в тарелку.
- Да, вроде, все по справедливости вышло. С зоны солдат вернулся сильно озлобленный и очень жестоким. – Сообщил товарищ.
- Ну ты даешь! Где тут справедливость?
- Как будто ты не знаешь, что тот боец пробрался ночью в штаб, оглушил спящего командира полка, отрезал его член и, наигравшись, съел. Затем выкрал секретные документы, кассу, знамя полка и двинулся в сторону Монгольской границы.
- А чего ж мне раньше этого никто не рассказал? Я не знал… во ё маё дела.
- А че тебе было говорить…, ты ж после ужаса в конюшне стал просто бешенным… Рад, что поправился немного.
- А с командиром то что?
- Сошел с ума и был уволен. Ты тоже руку приложил к этому…, доводил мужика. Жена через год ушла. Кстати, он в твоей юрте потом жил. У тебя шестая была?
- Ага, юрта №6.… А как он сейчас? Кому он нужен старый, психически больной полковник без члена и пенсии? Вот не повело, а мужик-то видный и авторитетный...
- Да нет, обзавелся новой семьей. Живет прекрасно хоть постоянно с синяками ходит. Непостижимо счастлив…
- Интересно, кто ж его прекрасная половина?
- Овсянкин, сэр…
Каким образом рядовых определяли в конюхи, я не знаю. У нас было два бойца – Конюка и Копытко, когда определили им третьего, удмурта - Овсянкина. Два года ребята служили на полковом скотном дворе рядом со свиньями и военным огородом. У всех свиней были отрезаны и съедены уши и хвосты.
Старички объясняли суть службы молодому бойцу Овсянкину прикалываясь,
- Овсяныч, мы съели все свинячие уши и хвосты, теперь питаемся только конячими хуечностями.
- Дык …мля, хуи ж у коней на месте…- входил в курс дела новобранец Овсянкин.
- Отрезанный писюн боевого коня отрастает за неделю и на два сантиметра больше чем был. Читай «Наставление боевого коневодства для духов». Перед отрезанием необходимо языком ласкать яйца коня не менее трех часов. Жарить блюдо с лучком, завернув кольцами. – Учили старики.
Томный армейский вечер обещал стать скучным. Старослужащие доверили Овсянкину сготовить ужин из члена командирского гнедого. Сами ржут, портянками давятся, а доверчивый солдатик третий час полирует коню яйца. Конская колбаса быстро росла и вскоре приобрела внешность молодого Удава. Неожиданно эротическая улыбка конской морды исказилась удивлением. Шутники упустили момент, Овсянкин отсек свисавший орган доверчивого рысака. Отбросив тесак в сторону, Овсянкин сразу принялся за жарку. На сковороде увесистое блюдо быстро превратилось в мелкую сморщенную сосиску, но было съедено.
В полку назрел большой скандал. В таких делах одних пиздюлей было недостаточно. Хуеедство могло принять массовый характер.
Я в то время выполнял обязанности дознавателя части. На солдатика быстро возбудили уголовное дело. Я собрал материалы дела и, сдав в военную прокурату, убыл в очередной отпуск на сорок пять суток.
Через полтора месяца я появился в полку. Над рядовым Овсянкиным состоялся суд. Приговор – пять лет лишения свободы и строгий режим. «Ну нихуя себе дела!» - была моя первая мысль, как и все последующие. За писюн старого вонючего коня парнишку упекли на пятилетку… Судьбу сломали, суки, ни за что. Какая лютая жестокость!
Я стал разбираться в записях и вскоре выяснил, что в деле «как солдат съел член коня командира» исчезло слово «конь» и изменилась суть преступления. В прокуратуре завершили дело так, как будто солдат отрезал и съел член командира. Ошибку допустил я сам, а дальше пошло-поехало.
Сам заварил бульон, сам должен и расхлебывать, решил я. Борьба за справедливость требовала полной отдачи времени и сил. На собраниях, на улицах, в кафе - везде, я преследовал полковника круглыми сутками и громко кричал - «Покажи народу хуй!». Год я ошивался под окнами полковника с плакатами – «Ты дрочешь - он страдает!», «Его счастье в твоих трусах!» и т.д.
Через год меня уволили из вооруженных сил по причине полной утери психического здоровья. Вот тут уже врачи ошиблись. На улицах меня признавали как городского сумасшедшего. Никто меня не слушал и все избегали. Из офицерского общежития пересилили в юрту на окраине города. Не восстановив справедливость, я покинул Байконур навсегда.
Спустя десять лет я встретил полкового товарища. Пригласил его в солидный ресторан. Заказали графин «Столичной», салат с травой, вареных раков. Сидим, вспоминаем службу. Никого и ничего не забыли. Как плавали в противогазе - нормативы сдавали, как сусликов спиртом поили, как Буран от зажигалки на орбиту запускали и многое другое. Дошла очередь до несчастного сидельца.
- Бедный солдатик, до сих пор вспоминаю каждый день. Десять лет каждую ночь снится бедолага. Какая ж паскуда наш командир полковник Хачко. Не-на-ви-жу гада. - Сказал я, смачно сплюнув в тарелку.
- Да, вроде, все по справедливости вышло. С зоны солдат вернулся сильно озлобленный и очень жестоким. – Сообщил товарищ.
- Ну ты даешь! Где тут справедливость?
- Как будто ты не знаешь, что тот боец пробрался ночью в штаб, оглушил спящего командира полка, отрезал его член и, наигравшись, съел. Затем выкрал секретные документы, кассу, знамя полка и двинулся в сторону Монгольской границы.
- А чего ж мне раньше этого никто не рассказал? Я не знал… во ё маё дела.
- А че тебе было говорить…, ты ж после ужаса в конюшне стал просто бешенным… Рад, что поправился немного.
- А с командиром то что?
- Сошел с ума и был уволен. Ты тоже руку приложил к этому…, доводил мужика. Жена через год ушла. Кстати, он в твоей юрте потом жил. У тебя шестая была?
- Ага, юрта №6.… А как он сейчас? Кому он нужен старый, психически больной полковник без члена и пенсии? Вот не повело, а мужик-то видный и авторитетный...
- Да нет, обзавелся новой семьей. Живет прекрасно хоть постоянно с синяками ходит. Непостижимо счастлив…
- Интересно, кто ж его прекрасная половина?
- Овсянкин, сэр…